А потом Куинси разозлился на Рейни. Когда они познакомились, она сказала, что никогда не хотела брака или детей. Ее детство представляло собой мрачную, запутанную историю, и Рейни не верилось, что семейная жизнь может быть другой. Видит Бог, он за шесть лет дважды делал ей предложение, а она его отвергала. «Не вижу в этом смысла», – говорила Рейни. И хотя слышать это было неприятно, Куинси верил ей.

Но теперь она меняет правила. Не настолько, чтобы выйти за него замуж. Боже избавь, но в достаточной мере для того, чтобы хотеть детей.

– Я уже отбыл свой срок наказания, – резко сказал он.

– Знаю, Куинси. – Ее тихий голос ранил его больнее, чем крик. – Знаю, ты вырастил двух дочерей, занимался полуночным кормлением, подростковыми страхами и многим другим. Знаю, что сейчас тебе пора думать о пенсии, а не о том, как впервые поведешь ребенка в детский сад. Я полагала, что тоже буду такой. Искренне считала, что этот вопрос никогда не возникнет. Но потом… В последнее время… – Рейни слегка пожала плечами. – Что я могу сказать? Иногда даже самые лучшие люди меняют взгляды.

– Я люблю тебя, – попытался утешить ее Куинси.

– Я тебя тоже, – ответила Рейни, и он подумал, что никогда не видел ее такой печальной.

Когда наконец вошел доктор Эннунцио, молчание было неловким, тягостным. Однако он как будто не заметил этого. Под мышкой доктор держал несколько пакетов из плотной бумаги.

– Вставайте, – сказал он. – Выйдем. Прогуляемся.

– Вам звонили, – сообщил ему Куинси.

Эксперт предостерегающе покачал головой и поднял взгляд к потолку. Куинси понял его. Несколько лет назад один агент из отдела поведенческих наук шпионил за коллегами. На чердаке были обнаружены усовершенствованные системы наблюдения и микрофоны. Мало того, когда агенты начинали подозревать, что за ними следят, они устанавливали свои наблюдательные приборы и аппаратуру для подслушивания, чтобы разоблачить соглядатая. Словом, какое-то время за всеми агентами ОПН вели наблюдение. Такое нелегко забывается.

Куинси и Рейни последовали за Эннунцио к лестничной клетке, где он поднес свой опознавательный жетон к сканеру, потом повел их наверх.

– Черт возьми, что происходит? – спросил лингвист, как только они перешли на другую сторону улицы. Теперь их разговор заглушали звуки выстрелов.

– Не знаю. – Куинси показал свей выключенный сотовый телефон. – Я находился вне досягаемости.

Эннунцио покачал головой. Он был раздражен и недоволен положением вещей.

– Я думал, вы делаете полезное дело. Решил по разговору с вами. Я помогал расследовать убийство, а не губил свою карьеру.

– Мы делаем полезное дело, и я твердо намерен схватить этого человека.

– Черт, – устало бросил Эннунцио. – После встречи с вами я надеялся… Так что вам от меня нужно?

– Есть какие-то результаты по объявлению в газету– спросил Куинси.

– Я отправил письмо в лабораторию, так что пока никаких. Однако почерк как будто совпадает с предыдущим образцом. Что касается текста, ничего нового сказать не могу. Автор скорее всего мужчина. Судя по стилю, не особенно образованный, но судя по содержанию, уровень умственного развития у него, должно быть, выше среднего. Повторяю свою гипотезу: возможно, мы имеем дело с душевнобольным. Может, у него паранойя или какое-то другое заболевание. Ритуал для него явно очень важен. Процесс приносит ему такое же удовлетворение, как само убийство. Остальное вы знаете не хуже меня. – Эннунцио взглянул на Куинси. – Он не остановится, пока его кто-то не остановит.

Куинси кивнул. Это сообщение очень обескуражило его и внезапно он почувствовал, что ему все надоело. Беспокойство о Кимберли. Беспокойство о Рейни. И мысли о том, что это значит, когда разговор о детях пугает его больше, чем разговор о психопатах.

– Особый агент Маккормак получил еще один звонок, – сказал Куинси, – Он хотел записать разговор, но, полагаю, после всего случившегося у него не было времени.

– Когда состоялся этот разговор?

– Вчера поздно вечером. Когда он был на месте обнаружения тела.

Эннунцио встревожился.

– Мне это не нравится.

– «Несуб» умеет выбирать время.

– Вы думаете, он ведет наблюдение.

– Как вы сказали, ему нравится процесс. Для него он так же важен, как само убийство. У нас появилась новая версия. – Куинси пристально наблюдал за Эннунцио. – «Несуб» скорее всего пользуется при совершении убийств грузовым фургоном. Особый агент Кэплан говорит, что сейчас на базу приезжает много фургонов, принадлежащих работающим там строителям.

Эннунцио зажмурился и закивал.

– Вполне возможно.

– Кэплан ищет в списке рабочих тех, кто раньше жил в Джорджии. Это может дать нам имя, но, боюсь, уже слишком поздно.

Эннунцио открыл глаза и внимательно посмотрел на обоих.

– Ему нужно было проникнуть в Квонтико, он проник, и больше ему здесь нечего делать, – продолжал Куинси. – События разворачиваются в поле, и видимо, нам нужно отправляться туда, если мы хотим найти его. Итак, доктор, чего еще вы не сказали нам из того, что знаете?

Судебный лингвист выглядел испуганным, настороженным и весьма сдержанным.

– Не понимаю, почему вы это говорите...

– Вы проявляете большой интерес к делу.

– Верно.

– Слишком сосредоточились на звонке Маккормаку, хотя имеете дело с письменными документами.

– Лингвистика есть лингвистика.

– Мы принимаем любые версии. – Куинси сделал последнюю попытку: – Даже расплывчатые, непродуманные.

Эннунцио заколебался.

– Не знаю… Тут есть что-то такое… Впечатление, которое у меня иногда создается. Но впечатления не факты, и я не могу полагаться на них.

– Вам поможет, если мы скажем, что у нас есть еще три путеводные нити? – спросила Рейни.

– Какие?

– Вода. Какая-то пыль. И сырой рис. Источники воды и пыли мы, видимо, найдем. Как быть с рисом, не имеем представления.

На лице Эннунцио появилась странная улыбка.

– Рис?

– Сырой. Длинные зерна. Что скажете?

– Вы говорили, этот человек любит опасные места, так? Безлюдные районы, где почти нет риска, что его жертву найдут случайно? О, это сообразительный, очень, очень сообразительный…

– Черт возьми, Эннунцио, что вы знаете?

– Знаю, что в юные годы я лазил по пещерам. И теперь энаю, что ваш «несуб» тоже. Быстрее, нам нужно позвонить!

Глава 38

Штат Виргиния
15 часов 12 минут. Температура 38 градусов

Солнце стояло высоко. Оно так раскалило маленькую яму что грязь стала отслаиваться от тела Тины, обнажая участки обожженной, истерзанной кожи, и комары принялись за пиршество. Тина уже не обращала на них внимания и едва ощущала боль.

Она больше не потела. Ей даже не приходилось справлять малую нужду, хотя с последнего раза прошло не меньше двенадцати часов. Из ее тела нельзя было выжать даже капли воды. Обезвоживание было сильным. Покрытая гусиной кожей, Тина занималась своим делом и время от времени содрогалась от какого-то глубинного, неестественного холода.

Камни оказались бесполезными. Слишком большими и округлыми, чтобы расщеплять гнилую древесину. Тина вспомнила о сумочке и лихорадочно вывалила ее содержимое на свой камень. Стальная пилка для ногтей гораздо сподручнее.

Теперь Тина отламывала кусочки старых шпал, а между тем комары облепляли ее лицо, желтые мухи кусали плечи, а мир кружился, кружился, кружился.

Пилка выпала из пальцев, и Тина сползла вниз по стене, тяжело дыша. Руки ее дрожали, и она приложила немало усилий, чтобы отыскать пилку в грязи. Черт, еще одна змея.

Тине хотелось закрыть глаза, вновь опуститься в приносящую облегчение вонючую грязь. Она почувствует, как жижа покрывает ее волосы, щеки, проникает в горло. Тогда она откроет рот и впустит ее внутрь.

«Сражайся или умри, сражайся или умри, сражайся или умри!» – при такой альтернативе сделать выбор очень трудно.